|
Дэвид Гэхан: «Тексты воспринимаются совершенно неверно»
Для того чтобы взять интервью у вокалиста Depeche Mode, АЛЕКСАНДР КАН выполнил все конспиративные процедуры — прослушал диск группы Teas and Biscuits и посетил секретную явку в Лондоне.
В полученной от лейбла EMI инструкции было строго-настрого указано, что журналист, не прослушавший новый альбом Depeche Mode «Sounds of the Universe», к интервью допущен не будет. Я к такой строгости, впрочем, привык. Единственная причина, по которой звезды уступают давлению лейбла и соглашаются выдерживать изнурительный марафон монотонных и однообразных журналистских расспросов, — сугубо практическая и коммерческая: продвижение нового продукта. Отсюда и такая жесткость и ориентированность разговора исключительно на новый альбом. Раньше промокопию диска присылали по почте. Однажды, правда, мне пришлось ехать в здание EMI (благо, находится оно недалеко от моего дома в Западном Лондоне), чтобы получить диск, предусмотрительно оставленный мне на проходной, — кажется, это был какой-то сборник R.E.M. перед интервью с Майклом Стайпом.
Нынче в совсем уже электронную эпоху лишних движений совершать не приходится: альбом пообещали доставить в электронном виде. Но та же электронная эпоха легкости распространения музыки заставляет принимать меры предосторожности. Прежде чем выслать треки, EMI вынудила меня подписать документ, в котором я признавал, что альбом предназначается мне только для прослушивания, что я обязуюсь не копировать и не распространять его. А когда чуть позже я обратился к любезному парню по другую сторону переписки с вопросом о том, можем ли использовать хотя бы полминуты-минуту в передачах BBC, ответом было вежливое, но весьма категоричное «нет». «До какого срока? — переспросил я. — Вплоть до даты официального релиза 20 апреля?» Ответ последовал уклончивый: «До дальнейшего уведомления».
Помучившись немного с доступом через целую систему логинов и паролей и добравшись, наконец, до файлов, я ничего не понял. Внешне все выглядело вполне как альбом — десятка полтора звуковых файлов, каждый по средней длине песни. Только вот название исполнителя — Teas and Biscuits. Какой, к черту, чай, какие бисквиты?! У меня интервью на носу, я Depeche Mode слушать должен, а не каких-то там неведомых мне Teas and Biscuits. Вновь пишу на EMI: «Вы что там, обалдели? Что шлете?» Ответ заставил слегка смутиться и одновременно подивиться суровой конспиративности: «Александр, простите, мы думали, вас предупредили. Это действительно Depeche Mode, новый альбом «Sounds of Universe», а Teas and Biscuits — это так, выдуманное название для прикрытия, чтобы меньше внимания на себя обращать».
Послушал и на следующий день — на интервью. Идти надо в некий Home House — что такое? Отель, ресторан, офис? Неведомо. В адресе вновь строгая инструкция: журналисты должны пользоваться входом с 10 Portman Close, а не 20 Portman Square. И далее еще более категорично: никаких фотографий, на входе группу не упоминать. Ладно, думаю, разберемся. Самый центр, но Portman Close улочка крохотная, никому не ведомая, еле на карте отыскал. В центре Лондона таких полно. Прихожу — вся улица полквартала. Номеров домов, как это нередко бывает, нет и в помине. Вроде вычислил нужную дверь — надписей никаких нет, похоже на жилое помещение. На углу напротив стоит некий джентльмен, чуть ли не из XIX века — пиджак, кашне, английская кепка, курит трубку и смотрит на меня с любопытством: что, мол, за птица в наши укромные края залетела. Подхожу, спрашиваю. Указывает на открытую дверь прямо рядом с той, что я вычислил.
В этот момент из-за угла вылетает взъерошенная испуганная девица с копной крашеных блондинистых волос и с огромной картой в руках. Наверняка, думаю, коллега, ищет то же, что и я. Но нет, проносится мимо.
За открытой дверью нечто вроде кухни или подсобки — изнанка ресторана, отеля, что-то в таком духе. Как раз в дверях появляется некий кухонного вида человек. Только раскрываю рот, чтобы спросить, а он уже понимающе кивает, мол, не ты первый, и говорит, что идти надо за угол, в ту самую дверь, в которую в письменной инструкции было велено не ходить. Блондинка тут как тут — моя догадка оказалась верной. Резво бежит следом, рада, что нашлась.
Улица побольше и пошире, большое крыльцо, вход по ступенькам, колонны, массивная тяжелая дверь — ни вывески, ни номера дома. Просторный вестибюль, в центре которого невероятный стол — узкая подставка, а установленная на ней ломаной формы столешница — из неведомого мне сине-зеленого, цвета морской волны, камня — вся снесена куда-то далеко в сторону. За таким столом ожидаешь увидеть фантастическое существо то ли из «Доктора Ху», то ли из «Людей в черном». Но безликий молодой человек в безликом темном костюме с галстуком беззвучно велит расписаться и указывает рукой на второй этаж. У меня звонит телефон — девушка из EMI волнуется, не опаздываю ли я и нашел ли дорогу. «Нашел, наконец, слава богу», — отвечаю я ей уже не по телефону, а в лицо: я ее вижу, не успев даже завершить подъем по лестнице. Не волнуйся, говорит, Дэвида еще нет, вот-вот будет. «Дэвид?» — переспрашиваю я. Из предварительной переписки у меня возникло ощущение, что на интервью должны быть все трое. Тем более в такой группе, как Depeche Mode, где есть по меньшей мере два главных — фронтмен-певец Дэвид Гэхан и автор большинства песен Мартин Гор. Не говоря уже о том, что нам, журналистам и, соответственно, через нас читателям крайне интересно, как музыканты группы взаимодействуют друг с другом в общем разговоре. Слова, жесты, брошенный взгляд помогают многое понять в отношениях внутри группы.
Ну что ж, выбора нет. Да и грех жаловаться. Никто из коллег, впрочем, и не жалуется.
Дожидаясь Дэвида, который прибыл с приличествующим звезде 10—15-минутным опозданием, осматриваюсь и знакомлюсь с коллегами. Всего нас шестеро, эдакое восточноевропейское гетто. Румын, латыш, поляк, примчавшийся с опозданием соотечественник из РИА «Новости» и та самая девица, оказавшаяся из Хорватии.
Пока ждем, идет вялая беседа. Румынов двое, один с видеокамерой, что вызывает мое немалое удивление: а как же инструкция со строгим запретом снимать? Оказывается, нельзя просить артиста сфотографироваться с ним вместе. Мне бы такое в голову не пришло, но, судя по разговору, многие коллеги сочли бы за честь: пришествия звезды ждут с благоговением. Я в таком собрании фанов чувствую себя занимающим чужое место. Тем более что и у нас на BBC пара коллег сгорала от зависти, узнав, куда я направляюсь.
Вдруг в комнату легко вошел Дэвид Гэхан. Первое, что бросилось в глаза: присущая, наверное, только поп-звездам необыкновенная смесь отточенной ухоженности и хорошо продуманной небрежности. Все черное: узкие обтягивающие джинсы, майка и короткая, переливающаяся блеском кожаная куртка. Такие же переливающиеся блеском черные волосы, аккуратно зачесанные назад. Весь облик: кожа, джинсы, чуть ли не набриолиненный кок — сразу заставляют думать об имидже полувековой давности, будто перед нами герой не электронно-новоромантического техно, а ретроградного рокабилли. Выглядит лет на 35. Я лихорадочно пытаюсь прикинуть: DM появились где-то в самом начале 1980-х, то есть ему уже под полтинник (почти угадал — 46).
Однако пока я с любопытством разглядывал героя, коллеги времени не теряли. Да и мне не следовало бы. По опыту знаю: отведенные 30 минут — регламент жесткий. Даже если и артист захочет продолжить, бдительные помощники не дадут: где-то еще кто-то еще его ждет, надо заканчивать, быстро сворачиваться, спасибо, до свидания, пока.
Итак, интервью. Вопросы задают все вперемешку, я не буду указывать, где чьи, не так уж это и важно. Будь моя воля, то кое-какие задавать не стал бы, задал бы другие. Но так даже получилось интересней.
— Группа существует вот уже почти 30 лет. Что изменилось за эти годы? И как изменились отношения между песнями? Новый материал против старых хитов — нет ли между ними конфликта?
— Все изменилось, и ничего не изменилось. За эти годы мы сделали вместе так много музыки, и, конечно же, хочется надеяться, что творчески росли и развивались. Иногда получалось, иногда нет. Иногда делаешь пластинку, которая кажется стержневой, кажется, она откроет новые горизонты… Примерно такого же мы хотели добиться и в этом альбоме. Пока работаешь, невозможно понять, насколько удастся реализовать свой замысел. Но, оглядываясь назад, гораздо лучше видишь сильные и слабые моменты, видишь зернышки того, что прорастает в будущем. Так и сейчас понятно, что «Playing the Angel» (предыдущий альбом DM, вышел в 2005 году. — OS) был, конечно же, началом того, что теперь завершилось на этой пластинке. Многое здесь связано с тем, что мы опять стали работать с Беном Хиллиером (продюсер «Playing the Angel», а также некоторых альбомов Blur, Doves, Elbow. — OS). Он сумел пробудить дремавшие в нас творческие силы. Иногда нужен такой человек, который может дать хороший толчок, вдохновить на работу, и Бен умеет это делать. Главное — у него было очень правильное ощущение от того, что в конце концов будет представлять собой «Sounds of the Universe» — еще до того, как мы начали запись. Он знал, куда он хочет вести эти песни. Что же касается отношения к старому материалу. Каждая песня имеет свой смысл и свое значение. И оно тоже меняется. Некоторые старые песни, очень старые, уже, кажется, утратили свою важность. Ну, скажем, большая часть того, что вошло в самый первый наш альбом, — тогда практически весь материал писал еще Винс Кларк. Тот альбом во многом открыл для нас дорогу, но песни оттуда довольно трудно сравнивать с гораздо более интровертными песнями Мартина (Мартин Гор — клавишник и автор большинства песен DM. — OS). Песни Мартина я пою уже много лет, и многие из них имеют для меня глубокий личностный смысл. Но и это меняется в зависимости от периода жизни. Так же и для меня, когда я стал писать песни — для своих сольных проектов или те несколько песен, что я написал на последних альбомах DM. В них я пытаюсь отразить свой собственный опыт и свое собственное место в жизни. Ты ведь меняешься, идя по жизни, и возможность размышлять об этом и выразить эти размышления в песнях стала для меня чрезвычайно важной.
— Начиная с «Exciter» альбомы DM представляются скорее законченными историями, нежели сборниками хит-синглов. Согласны ли вы с такой трактовкой?
— Мы всегда стремились сделать наши альбомы цельными произведениями, быть может, за исключением первых двух. Но стремиться к этому мы начали уже наверняка с «Construction Time Again». К этому же нас всячески побуждал Алан (Уайлдер — четвертый участник DM, покинувший группу в 1995-м. — OS), который тогда только вступил в группу. Именно он всячески склонял нас отойти от ориентации на синглы, которые, кстати, тогда еще были очень важны, не то что сейчас. Да и сами себя мы всегда воспринимали как группа, у которой пусть и есть, по счастью, довольно много хит-синглов, но которая, тем не менее, хочет делать цельные альбомы.
— Вы говорите, что синглы теперь далеко не так важны, как прежде, но, тем не менее, вы и из песен этого альбома выбрали одну для сингла. Чем был обусловлен выбор «Wrong»?
— Эта песня — своего рода черный юмор. Эдакая саркастичная декламация, в которой вдруг выясняется, что всё, во что ты верил, оказывается неправдой, иллюзией — связано ли это с тобой или твоими отношениями с другими людьми. У Мартина отношение, быть может, другое, песню написал, в конце концов, он. Но, мне кажется, в этом — напоминание нам всем, что искать причины ошибок и неудач нужно не в других людях и не в обстоятельствах, а прежде всего в себе самом. Вместе с тем песня эта не назидательная, а очень смешная. А выбрали мы ее для сингла потому, что нам казалось, что не ее станут больше всего играть по радио, но именно она лучше всего отражает изменения, которые произошли в группе, — изменение направления, звука. К этому мы стремились всегда — сделать что-то, что казалось бы необычным для DM. Когда работаешь над таким количеством материала, постоянно пытаешься бросить сам себе вызов. Пытаешься выразить то, что тебя волнует, мучает. И мне кажется, причина популярности наших песен именно в том, что люди находят в них что-то созвучное себе.
— Был ли какой-то конкретный звук, к которому вы стремились во время записи?
— Мы искали более широкого звучания. Не было такого, чтобы мы сели и пытались обсудить, каким именно будет этот звук. Уже на «Playing the Angel», который мы с таким удовольствием делали с Беном Хиллиером, он начал нас всячески подстегивать. Но там был очень открытый, даже, наверное, прямолинейный подход к записи. Есть там вещи, близкие по настрою к этому альбому. Ну, скажем, песня, которую я написал, «I Want It All», — в ней есть такое... как бы киноощущение. Именно в этом направлении мы хотели экспериментировать на новом альбоме. Ну и тематически он другой. Когда мы начали записывать, у нас были демоверсии, наверное, двух десятков песен — довольно много, явно больше, чем нужно для альбома. Очень трудно было сделать выбор, какие именно войдут на альбом, так как записали мы практически все. Но уже через несколько месяцев альбом стал обретать форму, мы стали думать, с чего мы хотим его начать, что будет там или тут и что будет в конце. Мне по-прежнему нравится думать об альбоме, как в прежние времена, как о виниловой пластинке с двумя сторонами: одна заканчивается, другая начинается. Сейчас, к сожалению, когда альбом скачивают, люди перемешивают песни в том порядке, какой им нравится, а то и выкидывают ту или иную. Но альбом нужно слушать не так. Те, кто его делал, придумывали ему композицию и структуру. Это как взять картину художника и вырезать из нее кусочек.
— И где же нужно было бы перевернуть пластинку в этом альбоме?
— Гм… хороший вопрос… пожалуй, «In Sympathy». Или «FragileTension». С «Fragile Tension» у нас вообще были проблемы: мы не знали, куда ее ставить.
— Расскажите об атмосфере в студии. Очень интересно было смотреть по интернету несколько фрагментов видео — все там смеются…
— Нам всегда весело и хорошо в студии, что бы о нас ни говорили. Всегда есть место для смеха, для веселья. На протяжении всей записи этого альбома у нас шла суровая борьба между тремя разными фракциями. В одной Бен Хиллиер и я, в другой Люк (Люк Смит — звукорежиссер и программист. — OS) и Мартин, а в третьей Флетч (Энди Флетчер) и Ферг (Ферг Петеркин — еще один звукорежиссер. — OS). Каждый день мы рубились в настольный футбол, и у нас была вывешена турнирная таблица с названиями команд. И нередко происходившее во время игры влияло в немалой степени на то, что происходило потом в студии. И иногда если в студии вдруг как-то становилось вяло, то быстрая игра вновь возвращала нас к жизни. Ферг, Бен и Люк — все замечательные ребята, с ними прекрасно не только работать, но и общаться в студии. У всех у них такой же черноватый юмор, как и у нас, такой же английский сарказм, поэтому мы посмеивались друг над другом, поддразнивали друг друга постоянно. Люк особенно смешной, он чертовски остроумен. Вот и мы соревновались, кто кого переострит. Хорошо, что мы записывали этот альбом близко к моему дому и к дому Мартина (альбом записывался в Нью-Йорке, где живет Дэвид Гэхан, и в Санта-Барбаре, где живет Мартин Гор. — OS). Хорошо, что сведением занимался Тони Хоффер: он сводил мой сольный «Hourglass», всем его работа там понравилась, и мы пригласили его еще на раннем этапе.
— В числе музыкантов, которые повлияли на вас во время работы над альбомом, называют Кевина Шилдса и Бо Дидли.
— Кевин Шилдс? Я ничего подобного не говорил…
— Из My Bloody Valentine.
— Да, я знаю и в принципе хорошо отношусь к My Bloody Valentine... А, я понимаю, что вы имеете в виду — задний фон на «Come Back». Да, там есть такой звук, близкий My Bloody Valentine или Jesus and Mary Chain — тягучий фуз-гитарный звук на заднем фоне. А Бо Дидли — да, бит на «Hole to Feed» — импровизация на тему Бо Диддли. Там хорошо получилось, на демо ничего подобного не было. Такой тягучий шумный звук. Что же там было?.. Кажется, Мартин на гитаре. В студии у нас много аналоговых инструментов, которые все время были подключены, и легко можно было что-то схватить и изобразить. Звучаний было много самых разных, как в старые времена, когда мы искали новые звуки, шумы… Много экспериментирования, и потому было так приятно делать этот альбом. И я, и Мартин, который написал песни, с удовольствием были готовы экспериментировать, принимать идеи, которые привносили Бен, Люк, Ферг по погружению этих песен в атмосферу и в ритмы. Кристиан Айгнер сыграл барабанную партию на «Fragile Attention». Он также играл на «Hole To Feed». Очень много там и сэмплированных аналоговых звуков.
— Кроме Бо Диддли в пресс-релизе упоминается еще одно влияние — Скотт Уокер, музыкант из совершенно другого музыкального мира…
— Последние альбомы Скотта Уокера очень-очень экспериментальные.
— Очень-очень экспериментальные, но совершенно в другом ключе, чем DM.
— Но его голос всегда оказывал на меня огромное влияние. Я считаю, что у него просто фантастический голос.
— Насколько легко окажется перенос вот такого насыщенного электронного звучания альбома в живое концертное исполнение?
— Этот альбом не более электронный, чем другие наши работы. На самом деле даже в записи здесь намного больше живого исполнения, чем на других пластинках. И именно это как раз и может оказаться сложным для переноса — гитарные партии, многоканальные вокальные наложения.
— Будут ли у вас на концертах бэк-вокалисты?
— Нет, мы с Питером (Питер Гордено — клавишник и гитарист, с 1998 года выступающий в сопровождающей DM на концертах инструментальной группе. — А.К.), надеюсь, справимся. Конечно, это не будет то же самое, в некоторых песнях, например «Peace», звучит до двадцати голосов.
— Сейчас, когда за плечами у вас уже почти три десятилетия работы в группе, чувствуете ли вы большую ответственность за ее историю, чем раньше?
— Если говорить о DM как о группе, то у меня до сих пор нет четкого представления, что же это такое на самом деле. Мартин пишет песни, я иногда тоже напишу одну-другую. Причем Мартин необычайно меня в этом поддерживает, прямо в студии предлагает различные идеи. Мы сейчас в хорошей форме, с точки зрения здоровья тоже. Еще в середине прошлого тура Мартин бросил пить, так как это становилось уже просто глупо и мешало ему реализовывать свои идеи. Знаете, вопреки расхожему мнению, что художник может по-настоящему работать, только когда у него все плохо, Мартин, наоборот, испытывал из-за этого серьезные проблемы с творчеством, и я рад, что все разрешилось именно так. Он сейчас совершенно другой человек… После стольких лет работы видишь уже какую-то модель в том, что мы делаем. Есть несколько ключевых альбомов, на которых держится все остальное. Успех группы или то, что мы как группа значим для наших поклонников, выходит за пределы наших индивидуальностей. Это уже некая сущность, которая живет помимо нас и будет продолжать жить.
— Какую музыку слушают ваши дети?
— Джек (21) слушает самую разную музыку, пытается находить что-то для себя новое. Дочке Стеле (8) нравится ее папа. А Джимми (сын жены Гэхана, Дженнифер, от первого брака. — OS) любит рэп — в его комнате постоянно гремит Public Enemy. Всякую ерунду коммерческую рэповую он, правда, не слушает.
— Как вы относитесь к тому, что DM стали образцом для подражания?
— Конечно, это приятно, особенно приятно, когда нас называют в числе своих любимых те, кого мы сами уважаем. Мне, например, ужасно нравится последний альбом MGMT; это лучшее, что я слышал за последние годы, и они делают ремикс нашей «Fragile Attention».
— Расскажите подробнее о черном юморе, который, как вы говорили, является одним из компонентов нового альбома.
— Люди часто не видят за трагедийностью этот элемент черного мрачноватого сарказма, комизма наших песен. Тексты нередко воспринимаются совершенно неверно.
— Получаете ли вы предложения сниматься в кино?
— Постоянно, бесконечно. Но намерения работать в кино у меня нет.
— Вы прекрасно выглядите. Как вам это удается?
— Я много над этим работаю. Хожу в спортзал три-четыре раза в неделю, где бы я ни был, даже во время турне. Очень серьезно отношусь к занятиям вокалом. Все это помогает мне быть в форме и готовым к работе.
— Каким вы видите будущее DM?
— Ни малейшего понятия. Нам предстоит турне, мы только что закончили альбом, которым я очень горжусь, я думаю, это наша лучшая работа за многие годы. Мы в прекрасной форме и ждем встречи со зрителями — тур мировой и продлится целый год.
На этом вполне подобающем месте строгая девица из EMI, сидевшая на протяжении всего интервью в углу комнаты, встала и вежливо, но твердо объявила, что интервью закончено и Дэвида ждет телевидение. Коллеги стали протягивать музыканту припасенные компакт-диски для автографов. Я же собрался и побрел вниз. На первом этаже действительно заметил, что в комнате расположилась готовая к съемкам телегруппа. Перед выходом не удержался и спросил у девушки из EMI, что это все же за место такое — Home House? И получил вполне предсказуемый ответ, до которого и сам мог бы додуматься: частный клуб.
Альбом «Sounds of the Universe» выходит 20 апреля.
Мировое турне DM стартует 6 мая. Возможно, группа доедет и до России — в феврале 2010 года.
Источник
|
LOGIN
